Ночной шедевр - Страница 10

— Я не стала роскошествовать, — объясняла Сандра, грациозным жестом обводя блюда, неизвестные Ирвину ни по названию, ни по вкусу. — Все очень просто и очень полезно.

— Наверное, — сказал Ирвин. — Судя по твоей фигуре, ты разбираешься в этом, как это называется… калорийном балансе.

— Еще бы! — Сандра лукаво прозвенела серебряной вилкой по хрусталю. — Для начала — вот этот салат.

— С удовольствием.

Проголодавшийся Ирвин послушно пробовал все, чем угощали, ел, не различая ингредиентов, блаженно улыбался и соглашался, не разбирая слов, — хмель понемногу овладел сознанием. Но не только шампанское опьянило и затуманило глаза, сердце, душу. Та, что сидела напротив, сама была как бокал шампанского. Самого искристого и вкуснейшего сорта. И он готов был всю жизнь сидеть здесь, в этой тишине и полутьме, потягивать очередной бокал, слушать слова, жемчугом слетавшие с волшебных губ, смотреть на отблеск света в этих глубоких темных глазах, не зная, зачем все это, как это называется, — но, наверное, это-то и называется счастьем…

Сандра задумчиво, медленно проводила тонкими пальцами над пламенем свечи, и Ирвин завороженно следил за таинственными движениями, слушая странные слова:

— Ирвин… я рада, что ты так мужественно пережил неудачу. Ах, если бы ты знал, насколько ты счастливее меня! Судьба королевы красоты несравнима с судьбой фотохудожника. Кто я? Мотылек, который скоро сгорит на пламени вот этой свечи. У художника всегда остается надежда, что рано или поздно он создаст шедевр, а королева красоты обречена на забвение. Через год приходит новая Мисс, которая, быть может, и уступает по многим параметрам прежней, но зато у нее главное преимущество — свежесть. Королева красоты — товар одноразового пользования. Художник может чередовать провалы с удачами, художник может вновь заявить о себе, если даже его прочно забыли. Королева красоты лишена права на повторный успех. Она даже не может снова участвовать в конкурсе, который проиграла. Потому я так завидую твоей доле, потому я так счастлива, что ты, именно ты, можешь навеки запечатлеть красоту мотылька.

Она смахнула нечаянную слезу.

— Да, это, кажется, единственное, что я могу, — проговорил Ирвин, потрясенный признанием. — Единственное, что я могу для тебя сделать. И я постараюсь, очень постараюсь.

Сандра подняла на него взгляд — темный и томный.

— Надеюсь! — Сандра убрала руку от свечи. — Очень надеюсь.

— А можно вопрос? — Ирвин охмелел и осмелел. — Правда не совсем корректный…

— Ну что ж, раз мы об этом заговорили — спрашивай.

— Неужели ни один из твоих мужей не смог оценить…

— Ах, мои мужья?.. — Сандра поняла вопрос с полуслова. — Не Лайза ли тебя просветила насчет моей семейной ситуации? Хотя не помню, чтобы я просила ее об этом рассказывать кому попало.

— Это я виноват.

Ирвин покраснел, изо всех сил надеясь, что в полутьме это не будет заметно.

— О, как мы защищаем нашу безотказную ассистентку, — горько усмехнулась Сандра — и снова протянула пальцы к огню свечи, словно пытаясь ее неверным пламенем согреть похолодевшие руки, как греют замерзшую душу.

Ирвин опять оробел. Неуверенно произнес:

— Знаешь, насколько я успел понять, Лайза всем старается сделать лучше — правда это не всегда у нее получается.

— Впрочем, мне все равно, что тебе рассказала угодливая и разговорчивая ассистентка. Обо мне говорят все и всё. Все, кто хочет, всё, что угодно, — кроме правды. Ибо ее знаю только я. А я ее никому открывать не собираюсь.

Она осеклась на полуслове и снова взглянула в растерянное лицо Ирвина, прямо в глаза — решительность боролась с нежностью.

— Никому, кроме тебя, Ирвин. Тебе я скажу все как есть. До встречи с тобой я не представляла себе другой возможности сохранить жизнь мотыльку. Да, мне пришлось вести тяжелую борьбу — если не за любовь, то за элементарное существование. Вот-вот то, что люди называют моей красотой… и что мне еще не довелось увидеть, — эти слова Сандра произнесла с особым значением, — эта так называемая красота увянет — и что же останется мне? Вот я и пыталась хоть таким образом превратить ее в капитал. Ведь только удачное замужество может обеспечить женщине приличное состояние — и необязательно, чтобы брак был по обоюдной любви. Звучит грубо, да, не спорю. Правда вообще груба. Каждый борется за жизнь как умеет. Да я и не умею бороться, а с людьми — тем более. Пусть говорят, что хотят. — Она грациозно махнула рукой. — Давай лучше выпьем и забудем эти грустные темы!

— Давай, — охотно согласился Ирвин и подлил ей шампанского.

После очередного глотка Сандра порозовела, глаза заблестели. Полетели шутки, то невинные, то вольные, и всякая цепляла Ирвина, заставляла хохотать от души. На какое-то мгновение он почувствовал себя не то игрушкой, которой забавляется котенок, не то рыбой, которой кидают блесну. По крайней мере уж лучше быть крупной рыбой, мысленно посмеивался он над собой, слушая, как Сандра веселится, рассказывая подробности о своих мужьях-оригиналах. А попробуй не кинься на такую заманчивую блесну!..

Лукавый взгляд красавицы поощрял и соблазнял. Ирвин, совсем потеряв голову — от шампанского, от смеха, от волнующих слов, — смело взял Сандру за руку и принялся целовать ее пальцы — один за другим.

Она не отнимала руку, с улыбкой следила за выражением его лица. Потом взяла его руку и поцеловала — легко и просто.

От прикосновения нежных губ Ирвина словно ударило током.

— Не надо… — пробормотал он, чувствуя, что еще мгновение — и он не выдержит…