Ирвин продолжал лежать. Сандра основательно занялась гигиеной и не спешила покидать ванную. Постепенно мысли его приняли другое направление.
Почему все-таки позвонила Лайза? Что с ней произошло? Что она собиралась делать? Неужели на нее так подействовала фотография? Да… теперь она знает все. Могла бы и догадаться, что фотограф просто обязан отблагодарить модель за такую работу. А может, она хотела передать мнение босса?
При мысли о боссе Ирвину стало так тревожно, что он зарылся лицом в подушку. Нет, про фотографию лучше не думать. Но этот звонок Лайзы… Что-нибудь случилось?
Бурные, непонятные чувства переполняли его. Только что рядом была Сандра, и он так любил ее! Куда все ушло? Вот она плещется в ванной, что-то поет серебристым голосом — но странно, это не трогает, не вызывает желания полюбоваться ею, прижать к себе, обладать! Пусть себе моется — по крайней мере чище будет тело, если душа действительно такая, как ее только что представили.
Ирвин ясно понимал, что он не спешит подняться и пройти в ванную — судя по шуму воды и громкому пению, дверь осталась открытой, — потому что просто боится снова оказаться в поле зрения Сандры и снова попасть под непреодолимую власть физического очарования королевы красоты.
А вот с Лайзой все получается с точностью до наоборот…
Он снова прокручивал в памяти последовательность этих бурных дней. Вот Лайза в студии, вот она склонилась над шредером, вот она озабоченно смотрит на фотографии, вот бежит на кухню с сумками… Вечная суетливость, вечная озабоченность! Надо все подготовить, надо все успеть, да как бы Ирвин не опоздал, да как бы Ирвин не проголодался — и все с этой дурацкой извиняющейся улыбкой, этим нервным тихим голосом!.. И поначалу всякий раз, наслушавшись и насмотревшись на ее заботы, Ирвин испытывал легкую неприязнь, переходящую в раздражение — ох, скорее бы ушла! Но стоило Лайзе уйти, как Ирвину начинало ее не хватать. И с каждым днем все сильнее и сильнее. Особенно после того, как он узнал о ее несчастье. Почему-то об этом вспоминалось мимоходом и именно тогда, когда он был один. И вот теперь, все вспомнив и все взвесив, Ирвин удивился: о Лайзе он вспоминал и думал чаще и иначе, чем о Сандре.
Удивился — и вдруг понял, так отчетливо, словно ему это прочитали в открытой книге. Как бы Лайза ни скрывала глаза за темными очками, но сердце не спрячешь. Усердие ее, заботы ее — не только профессиональные. Просто-напросто она его любит.
Ирвин с головой закутался в одеяло. Вдруг сейчас Сандра, нацелившись на новое любовное сражение, в полной боевой готовности вылетит из ванной и прочитает по лицу все его мысли? Что она сделает? Выцарапает ему глаза? Задушит Лайзу ее же собственным черным шарфом? Кинется в окошко? Нет уж, последнее средство — не для нее. В конце концов, у Сандры есть все основания для торжества и власти: ей, ей и только ей Ирвин будет обязан славой фотографа.
Но как назвать то, что он столько времени считал любовью? Или на самом деле он навечно обречен на роль игрушки в руках королевы? И почему так тянет на свободу, особенно теперь, когда он знает, какова королева в алькове? Когда он досконально ознакомился с каждой подробностью ее тела, когда нет ничего, что оставалось бы для него тайной? И это — любовь? Что ему делать дальше с этой любовью?
Ирвин перевернулся на спину, сорвал одеяло с головы, уставился в потолок.
А может, получился самый что ни на есть классический любовный треугольник?
Ирвин любит Сандру.
Лайза любит Ирвина.
А Сандра любит…
Ирвин совсем запутался и потряс головой, чтобы прийти в себя. Прислушался. Пение и шум воды в ванной продолжались.
А вообще — способна ли эта модель любить хоть кого-нибудь, кроме себя самой?
Но Ирвин не успел ответить на неосторожный вопрос. Хлопнула входная дверь. И он с неожиданным облегчением и даже радостью вмиг узнал торопливые шаги заботливой, незаменимой, идеальной ассистентки…
Лайза не носила высоких каблуков. Поэтому шум ее мягких туфель расслышал только Ирвин. Он как раз потянулся за одеждой, когда дверь распахнулась и в комнатку-спальню влетела ассистентка.
Не обращая внимания на смущенного Ирвина, наспех прикрывшегося брюками, она покрутила головой по сторонам.
— Где она?
Ирвин взглянул на нее. Кивнул головой в сторону ванной.
Лайза отпрянула к выходу. Издали заглянула в дверную щель, присматриваясь, прислушиваясь.
Плескалась вода, Сандра напевала, чем-то шуршала.
— Выйди, поскорее, — прошептала Лайза одними губами и бесшумно исчезла.
Ирвин с заколотившимся сердцем кое-как натянул джинсы и майку, на цыпочках выскочил из комнаты.
В студии Лайзы не было. Быстро заглянул на кухню — пусто. Выбежал в коридор. Лайза стояла в самом его конце. Увидев Ирвина, махнула рукой и скрылась за поворотом. Одолев проход со спринтерской скоростью, Ирвин завернул за угол и едва не наткнулся на Лайзу, стоявшую у окна. Она смотрела на раскрытый на подоконнике ноутбук. Мотнула головой.
— Иди сюда. Смотри. Скорее!
На экране монитора перед изумленным Ирвином красовалась его фотография, его шедевр, его гордость! По крайней мере так показалось в первую минуту. Ошеломление не позволило ему прочитать выведенные красивой вязью слова — электронные буквы запрыгали перед глазами.
Он смотрел на картинку, не в силах разобраться: что-то было похоже, а что-то нет. Очередной кошмарный сон, успел подумать Ирвин, когда услышал сзади тихий голос:
— Сандра тебя предала.
— Когда она успела выставить мой снимок в сети? — Ирвин искренне удивился. — Мы же не расставались с того момента, когда… — Он осекся и умолк.